Богомил (2-я пол. IX в.-1-я пол. X в. н. э.): Непобежденный Ересиарх 

 
Священник или «поп» Богомил, как его обычно называют в источниках и литературе, — основоположник и духовный лидер богомильства, массового религиозно-этического сектантского движения, распространившегося в Болгарии в правление царя Петра (927 — 969 гг.; самые ранние известия о его появлении относятся приблизительно к 940 г.). В идеологическом плане богомильство является дальнейшим развитием на славянской почве идей христианского гностицизма, а также восточных дуалистически ориентированных религиозных доктрин.Местоположение Болгарии на стыке Запада и Востока явилось основной предпосылкой для широкого распространения на ее территории подобного рода учений, первые семена которых были занесены сюда еще в VIII —IX вв. переселенцами с Кавказа и из Малой Азии. Их основной костяк составляли армяне — последователи павликианства, претендовавшие на то, что именно они, а не ортодоксальная церковь, сохранили в неприкосновенности восходящие непосредственно к св. Павлу традиции апостольского христианства. За это их неустанно преследовали византийские светские и духовные власти, сгоняя их со своих земель и заставляя искать убежища в других странах. Болгария оказалась во всех отношениях удачным местом для павликиан, придерживавшихся строго дуалистических взглядов на природу мироздания, поскольку эти взгляды во многом перекликались с мировоззрением тюрок-протоболгар, обосновавшихся здесь во времена «великого переселения народов» и не забывших принесенные с далекой центральноазиатской прародины мифы о борьбе Белых и Черных Тэнгриев и небесного Белобога Ульгеня с подземным Чернобогом Эрликом. Да и местным племенам подобные верования были далеко не чужды; они разделялись, например, широко расселившимся по Балканам южнославянским племенем дреговичей. Наконец, в Болгарии, христианизированной совсем недавно и все еще очень поверхностно, попросту не успела сложиться и окрепнуть собственная церковная ортодоксия. Совокупным воздействием всех этих причин и следует объяснять тот факт, что богомильство сумело занять в Болгарии чрезвычайно прочные позиции, на которых держалось в течение нескольких столетий — вплоть до турецкого нашествия, после которого его следы в истории теряются.На первый взгляд, вышесказанное вполне согласуется с теорией Л.Н. Гумилева относительно генезиса так называемых «жизнеотрицающих» систем, возникающих в первую очередь там, где имеет место хаотическое смешение различных этносов (в данном случае — тюрок, славян и армян), ничем не связанных между собой, помимо общего жизненного пространства. Подобное смешение якобы неминуемо ведет к возникновению «этнической химеры», как это имело место, например, в Александрии, Персии и Лангедоке, где системы гностического типа пустили наиболее глубокие корни. Однако главный вопрос заключается в том, насколько применим эпитет «жизнеотрицающий» в отношении богомильства. Даже самое поверхностное знакомство с четырехсотлетней историей этого движения приводит к очевидному выводу, что сами болгары ни в коей мере не считали его таковым; жизнеотрицающий было для них прежде всего ортодоксальное христианство, ассоцирующееся с ненавистной Византийской империей. Уже один тот факт, что главной социальной опорой богомильства было крестьянство, во все времена являвшееся основным носителем позитивных жизненных ценностей, говорит о многом. Не следует забывать и о том, что именно богомилы были самыми убежденными и непримиримыми борцами за национальную независимость, без которых не обходилось ни одно антивизантийское выступление (об этом см. ниже), а национальное самоутверждение как-то очень слабо вяжется с «жизнеотрицанием». Стало быть, концепция Л.Н. Гумилева в данном случае явно неприменима. Но чем же тогда на самом деле было богомильство?При ответе на этот непростой вопрос следует, прежде всего, принять во внимание, что, несмотря на все вышеописанные расовые и этнические смешения, учение Богомила является по своему духу глубоко славянским и отмечено определяющим влиянием славянской ментальности. От всех прочих генетически родственных ему систем гностического типа богомильство, отличает прежде, всего несравненно меньший интерес к сложным метафизическим спекуляциям, меньшая претенциозность и интеллектуальное высокомерие и гораздо большая сосредоточенность на морально-этических аспектах и выводах из учения, сочетаемая со здоровым практицизмом. Для него в равной мере были нехарактерны и головокружительные взлеты в мистические небеса, и падения в «бездны сатанинские», что являлось родовым признаком гностических учителей II—III вв. н. э. Сам поп Богомил явно не был ни хилиастом, ни апокалиптиком, ни мистическим визионером; этот благочестивый в самом подлинном и предельном смысле этого слова сельский священник думал, прежде всего, о приведении земного бытия в как можно более полное соответствие с евангельскими заветами и идеалами взаимной любви, милосердия и нестяжания, и о том, как научить всему этому свою паству. Поскольку ортодоксальная церковь, к тому времени уже окончательно перешедшая на позиции оправдания и освящения существующего порядка вещей, сколь бы плох он ни был, могла подать в этом смысле лишь отрицательный пример, Богомил в поисках идейной опоры для своего бунта против духовного перерождения церкви обратился к противостоящим ей учениям еретиков-дуалистов, тем более что почва для этого обращения, как уже говорилось, была вполне подготовлена. Но даже приняв на вооружение их идеи, он и его единомышленники весьма основательно переработали их в собственном духе, создав своеобразную славянскую модификацию гностицизма, в ряде пунктов весьма существенно расходящуюся с его классической моделью.В первую очередь, Богомил основательно смягчил манихейскую непримиримость учения о противостоянии двух извечных начал, доброго и злого. Он вовсе не считал, что дьявол на земном плане несравненно могущественнее Бога (в небесах, соответственно, наоборот) и что «весь мир во зле лежит». Укорененная на уровне глубочайшего внутреннего инстинкта славянская привязанность к Матери-земле не позволила ему однозначно отождествить доброе, Божественное, начало с небом и духом, а злое, сатанинское — с материальным творением и земными стихиями. В самых существенных чертах его ревизия гностическо-манихейского наследия сводится к следующему. Зло существовало не изначально, а явилось следствием неподчинения старшего сына Всевышнего Господа Сатанаила-Самаэля воле его Отца. Представление о гордыне сатаны — изначально самого светлого и могущественного среди духов небесных — как о первопричине мирового зла является вполне ортодоксально христианским. Материя существовала еще до падения Сатанаила, и он признается богомилами не ее творцом, а демиургом, то есть создателем внешних форм, в которые была приведена неупорядоченная материальная стихия (это вполне соответствует значению греческого термина demiourgos, — «горшечник», «гончар», то есть тот, кто создает из сырой и бесформенной глины готовые к употреблению сосуды). Но и это он делает, оказывается, отнюдь не по своему произволу, а «по предначертанию невидимого Отца», в соответствии с его планом и замыслом, что для Сатанаила, однако, остается тайной.Истинное же зло, согласно учению Богомила, берет свое начало не в материи как таковой, а в человеке, которого Сатанаил сотворил по собственному образу и подобию и, сверх того, наделил безудержной тягой к плотскому совокуплению. Стало быть, роковая печать греха лежит не на плоти вообще, а лишь на человеческой, и именно через нее передается из поколения в поколение, тогда как Мать-земля остается чистой и безгрешной. А это, согласимся, принципиальным образом меняет дело. Большое значение для прояснения этого самого, пожалуй, существенного аспекта богомильской идеологии имеет легенда об «Адамовом рукописании». Согласно богомильскому варианту Повести об Адаме и Еве, сатана приходит к Адаму, изгнанному из рая и лишенному средств к существованию, и мешает ему возделывать землю, мотивируя это тем, что земля отдана во власть ему, а небеса Богу. Это заведомая ложь, поскольку земля, выделенная Богом Адаму и Еве «для хлебопашества», является седьмой частью земного рая, и враг рода человеческого не имеет на нее ровным счетом никаких прав. Но хитростью и демагогией ему удается склонить Адама к признанию его, сатаны, «Князем мира сего»: «Ты (т. е. Адам) еси мой, тогда и землю мою работай». И здесь, таким образом, человеку отводится более чем незавидная роль исполнителя замыслов темных сил, хотя на вопрос о том, чья же все-таки земля, апокриф не дает прямого ответа. Скорее всего, она представлялась богомилам этически нейтральной и бескачественной, — «полем битвы» между космическими силами зла и добра, олицетворяемыми Сатанаилом и его младшим братом Иисусом, явившемся «выкупить» потомков Адама у сил тьмы, греха и кривды.Наиважнейшей обязанностью «истинного» человека в его земном существовании является, таким образом, противостояние всем формам лжи и обмана, ибо именно они являются главными проводниками зла в этом мире, как учит легенда о «рукописании». Ложь осквернила землю («Кривда пошла по всей земле», как говорится в русских духовных стихах, создававшихся не в последнюю очередь под впечатлением от знакомства с богомильскими идеями), и ее необходимо очистить праведными делами, «стоянием в Правде»; только когда будет ликвидировано искусственное отчуждение человека от земли, она вновь сможет стать тем, чем была изначально — земным раем. Путь Правды начертан и объяснен Иисусом как в евангельских проповедях (для простого народа), так и в тайном учении, которое он изустно передал апостолу Иоанну, а тот раскрыл его сокровенное толкование немногим «избранным» из своего окружения. Если ты на самом деле веруешь в Христа, рассуждали богомилы, то и должен жить не так, как живут все люди, а в строгом соответствии с Его заветами; если же налицо расхождение между словом и делом, то ты, значит, на стороне Сатанаила, и никакие словесные уверения в обратном не имеют смысла. Поэтому церковная иерархия, пышная обрядность, богато разукрашенные храмы, «догматическое богословие» и все прочее, о чем в Евангелиях нет ни слова, являются не более чем суетными и душегубительными излишествами, которые толкают человека в объятия «Князя мира сего» и с которыми следует вести непримиримую и неустанную борьбу.Это и была в глазах церкви самая главная, преступная и непростительная богомильская «ересь». Зная это, можно без труда понять, почему, с точки зрения богомилов, «престол» Сатанаила находился не где-нибудь, а в константинопольском соборе Св. Софии! Если сторонники мятежного ересиарха еще могли худо-бедно находить общий язык с болгарским духовенством, в нравственном отношении находившемся на довольно высоком для того времени уровне и, кстати сказать, никогда не проявлявшим особенной прыти в преследовании своих оппонентов, то в отношении духовенства византийского какие бы то ни было компромиссы в принципе исключались. В представлении богомилов оно выглядело воплощенным носителем антиидеала, «лукавым змием», «осквернителем святыни» и т. п.Встречная реакция, как несложно догадаться, была соответствующей. Духовные власти делали все возможное, чтобы подвигнуть власти светские на как можно более энергичную борьбу с этой «заразой». Когда после захвата Болгарии Византией в 1018 г. богомильские эмиссары развернули свою деятельность на территории самой империи и даже непосредственно в Константинополе, император Алексей I Комнин решил покончить с ними раз и навсегда и начал небывалые доселе по масштабам репрессии против богомилов. Эпоха его правления (1081— 1118) стала для них самым тяжелым и одновременно самым героическим временем, но в результате их число лишь приумножилось. Конспиративные навыки, выработанные сектантами в предыдущий период, оказались как нельзя более кстати, когда возникла необходимость в создании тайных организационных структур, противостоящих захватчикам. (К сожалению, о внутренней организации секты вообще известно очень мало; считается, что сектанты делились на три группы — совершенные, возглавляемые дедцами, верующие, или рядовые общинники, и слушатели, т. е. те, кто еще только готовился принять посвящение.) В это время богомильское учение получило особенно широкое распространение среди крестьян, усматривавших в нем выражение национальной идеи в ее самом привлекательном для них виде. Эти надежды едва не воплотились в действительность, когда вскоре после завоевания независимости царь Калоян (1197—1207) решился наконец легализовать богомильство; однако против него был немедленно организован заговор, царя убили, а его преемник, опасаясь подобного исхода, предал недавних союзников торжественной анафеме. В дальнейшем постоянно тлеющий конфликт между властями и «еретиками» то обострялся, то затихал, однако в целом ничем существенным этот последний период существования богомильства отмечен не был, — не считая разве что того, что богомильские идеи приобрели неожиданную популярность в Византии, особенно среди афонского монашества. Так, в середине XIV в. дело о «бесчинствах» богомилов и мессалиан на Афоне расследовалось на самом высоком уровне; главные из этих «бесчинств» заключались в том, что «еретики исповедовали дуалистическое учение, защищали бедность, предавались постоянной молитве, отвергали труд, проповедовали аскетизм, поносили крест, верили в демонов и, прежде всего, стремились к лицезрению Бога». Несомненно, богомилы оказали существенное влияние и на византийскую мистику, хотя прямо это никогда не признавалось .К сожалению, практически все письменные свидетельства о богомилах, сохранившиеся до нашего времени, исходят от их противников — византийских и болгарских церковных полемистов, в первую очередь Козьмы Пресвитера («Беседа на новоявившуюся ересь богумильскую...», 2-я пол. X в.) и Евфимия Зигабена («Паноплия», XII в.). Даже текст Вопросов Иоанна — единственного собственно богомильского сочинения, известного на сегодняшний день, — был обнаружен в архивах Инквизиции, где он хранился как вещественное доказательство связи славянских «еретиков» с их западными единомышленниками — катарами. Другие сочинения, традиционно атрибутируемые богомилам, являются переработками ветхо- и новозаветных апокрифов, дополненных отдельными вставками и подробностями в духе их учения. (До сих пор остается спорным вопрос о принадлежности богомилам текста знаменитой Легенды о Крестном древе) Естественно, что при таком положении дел нечего и надеяться на то, что могли сохраниться какие-то достоверные сведения, касающиеся личности и биографии самого Богомила; можно лишь безусловно констатировать, что это — историческое лицо, жившее при царе Петре и носившее духовный сан. Под пером современных болгарских апологетов богомильства, в особенности Борислава Примова, он превратился в живого носителя всех мыслимых человеческих добродетелей, настоящего «святого старца», сочетающего в себе мудрость посвященного с безупречным классовым чутьем и высшими патриотическими идеалами. Вполне возможно, что так оно и было на самом деле, — ведь даже его современник Козьма Пресвитер, издевательски переиначивший его имя в «Богунемил», не сумел привести ни единого аргумента, порочащего лично основателя «новоявившейся ереси», и отделался лишь общими фразами о врожденной «злокозненности еретиков» и пр. Как бы там ни было, личность основоположника самого известного в славянском мире сектантского движения остается такой же загадкой, как, скажем, личность во многом близкого ему кумранского Учителя Праведности (Цадок). Интересно, что в одной из церковных анафем Богомил назван «писателем», однако сведения о принадлежавших ему сочинениях также отсутствуют.Богомильское движение стало той основой, из которой в Западной Европе возникла впоследствии катарская «ересь». В Боснии, где богомилы, в зависимости от образа жизни, обычно назывались патаренами, или пастырями, наставниками, и калугерами, или отшельниками, в течение более чем трехсот лет существовало богомильское государство, неподконтрольное ни Риму, ни Константинополю. Существенную, но пока еще недостаточно изученную роль сыграло богомильство и в культуре Древней Руси; оно, очевидно, было тем основным каналом, по которому сюда приходили христианские апокрифы и другие мистические сочинения. Но как организованное движение оно здесь не привелось — и слава Богу; уж тут-то оно бы точно сделалось «жизнеотрицающей системой»... Литература: Тексты:АНГЕЛОВ Д., ПРИМОВ Б., БАТАКЛИЕВ А. Богомильство в Болгарии, Византии и Западной Европе по источникам. София, 1967 (свод первоисточников в совр. болг. переводах); БЕГУНОВ Ю. Козьма Пресвитер в славянских литературах, София, 1973 (академич. издание БЕСЕДЫ... настарослав. яз.); Вопросы Иоанна Богослова на тайной трапезе Отца Небесного // Наука и религия, 1992, № 4/ 5; ИВАНОВ Й. Богомильские книги и легенды. София, 1970 (содерж.: Книга Еноха. - Видение Исайи. - Повесть об Адаме и Еве. - Спор Господа с дьяволом. - Беседа трех святителей. - Болгарская апокрифическая летопись. - Вопросы Иоанна Богослова... - Болгарские дуалистические легенды о мироздании; все тексты на языках оригиналов.). (По-русски некоторые богомильские сочинения публиковались также в сборниках «Родник златоструйный». М., 1989, и «Гностики». Киев, 1996.)
Литература:АНГЕЛОВ Д. Богомильство в Болгарии, София, 1993 (на болг. яз.; рус. пер. 1-го, сокр., изд. - М., 1954); БЕИНСАДУНО (Дынов А.). Богомильство, славянство, возрождение, Гелиополь, 1993 (на болг. яз.); ЗАЙЦЕВ В. Богомильское движение и общественная мысль Северной Италии. Минск, 1967; ИСТОМИН. Историческое исследование о богомилах. Харьков, 1876; ПРИМОВ Б. «Бугре». Книга о Богомиле и его последователях. София, 1970 (на болг. яз.); СТЕЛЛЕЦКИЙ Н. Болгарская ересь богомилов и влияние ее на сознание русских религиозных сект. СПб., 1902; арх. П. УСПЕНСКИЙ. История Афона, ч. III. СПб., 1892; OBOLENSKY D. The Bogomils: A study in Balkan Neo-Maniheism. Lnd., 1948 (лучшая из зарубежных монографий);о богомильстве в Боснии - ДРАЙГОЛОВИК Д. Богомильство на Балканах и в Малой Азии, ч. 1 -2. Скопье, 1974-1982; его же. Христиане и еретики боснийской церкви, Белград, 1987 (на сербс-кохорв. яз.); ЛИ Г.Ч. История Инквизиции, т. 1. М., 1994, с. 538-554; ЧРНЯ 3. История хорватской культуры. Загреб, 1965, гл. «Богумилы» (на рус. яз.);о павликианах - БАРТИНЯН Р. Источники для изучения истории павликианского движения. Ереван, 1961; ЮЗБАШЯН К. К происхождению имени «павликиане»//Визант. очерки. М., 1971.