Хуан-Ди (предполагаемые годы првления 2698-2598 гг. до н.э.): Дао власти
«Желтый предок» и «Великий дракон небес» Хуан-Ди до сих пор остается одной из наиболее почитаемых в народе фигур китайского пантеона. Почему — понятно; ведь именно в нем с предельной полнотой воплотились представления о совершенном типе государя, чьи поистине неизмеримые сила и могущество гармонично уравновешиваются столь же великой и совершенной мудростью. Поскольку на исторической памяти китайцев (равно как и других народов) подобных государей никогда не было, то и годы его правления пришлось отодвинуть в легендарную древность, во «времена сновидений».Действительно, самый ранний слой в мифологеме Хуана-Ди восходит, по всем данным, к III или к началу II тыс. до н. э. и тесно связан с тем религиозно-обрядовым комплексом, который в науке принято называть «шаманским». Первоначально «Желтый предок» считался лишь предком особо избранных шаманских родов и мыслился в образе сверкающего дракона, потрясающего небо и землю громами и молниями. (Отсюда и позднейшая легенда о зачатии Хуана-Ди от «блеска великой молнии».) От своего драконьего облика Хуан-Ди сохранил, в частности, загадочную «драконью мету» — особый знак между бровями, символизирующий его сверхъестественную силу и бессмертие и являющийся китайским вариантом знаменитого «третьего глаза»; на древне-китайских изображениях мифические змееобразные твари часто рисовались с особыми треугольными или ромбовидными знаками на лбу, считавшимися средоточием их жизненной силы и энергии.В связи с этим стоит обратить внимание на те легенды о Хуане-Ди, в которых он изображается четырехглазым. Мотивируется это тем, что «Желтый предок» должен, в силу своего высокого положения, наблюдать за всем, что происходит одновременно в четырех частях света. Что же касается «третьего глаза», то он, таким образом, оказывается не «третьим», а «пятым», и, следовательно, обращен исключительно вовнутрь, является как бы внутренним мистическим центром его естества. Это дает определенный ключ к пониманию важнейшей сакральной функции Хуана-Ди как олицетворения Центра мироздания, «пятой точки» на знаменитом Пятичастном кресте, лежащем в основе древнекитайской модели антропокосмоса. Действительно, во всех описаниях этого креста Хуан-Ди помещается в центре и ассоциируется со стихией земли, планетой Сатурн, созвездием Большой Медведицы и желтым драконом; ему подчинены божества, управляющие четырьмя «профаническими» сторонами света и также соотносящиеся с определенными первоэлементами творения и космическими телами (божество юга — с огнем и Марсом, божество востока — с деревом и Юпитером, божество запада — с металлом и Меркурием, и божество севера — с водой и Венерой; отметим, кстати, что в китайской традиции дракон считается «соприроден» одновременно всем пяти первостихиям). В совокупности все пятеро с незапамятных пор почитались китайцами как «пять великих богов-первопредков» (уди). Любопытно отметить, что в древнейшую эпоху центр сакрального пространства отождествлялся с богом Солнца Янь-ди, и вытеснение его с этой позиции Хуаном-Ди знаменовало собой, по мнению исследователей, исключительно важный перелом в религиозном сознании: от почитания безличных космических стихий люди в поисках ответа на загадки мироздания обратились к самим себе и выдвинули на передний план некий обобщенный и образ «отца нации», как бы в подтверждение того, что «человек есть мера всех вещей».Вопроса о божествах Центра и их связи с определенной эзотерической традицией мы в общем виде касались в статье о короле Артуре, где также было указано, что Хуан-Ди является наиболее близкой азиатской параллелью образу хранителя Грааля и гиперборейских тайн. Но легенды о Хуане-Ди в определенном смысле даже более показательны, поскольку сохранили в себе значительно большее число архаических элементов, так как не подвергались систематической переработке в связи со сменой религиозной парадигмы (как в случае с кельтским язычеством и христианством). В частности, китайские авторы не затушевывают, а, наоборот, всячески подчеркивают астральную символику преданий о «Желтом владыке», помещая его небесные покои именно там, где располагается Мировая ось, и не забывая при этом упомянуть и о «пятом глазе». Например, в Чуньцю вэй по этому поводу говорится: «У Желтого государя драконово межбровье, он обрел место в южной части Небесного двора (созвездие Тайвэй, локали-зуемое несколько южнее Большой Медведицы, в созвездии Льва — Авт.), он установил порядок среди созвездий, взял образ звезды Вэньчан (Сатурн), нес на голове знак неба (Ян), а на подошве — знак темного начала Инь, он установил все нормы (жизни)...». В другом тексте также говорится, что при рождении Хуана-Ди «сияние великой молнии опоясало звезду Ци в созвездии Ковша (случайна ли ассоциация с евангельской «звездой волхвов»? — Лет.)». Довольно показательно, что «небесных ковшей», согласно мнению китайских астрологов, насчитывалось тоже пять, и самым главным из них, теснейшим образом связанным с «Великим драконом небес» — Хуаном-Ди, признавался Северный ковш (Бэй доу, т. е. Большая Медведица)... Ограничившись здесь лишь этими ссылками, суммируем сказанное очень емкой и удачной цитатой из работы китаиста К. Васильева, четко очерчивающей сферу влияния и основные сакральные функции «Желтого владыки», несмотря даже на то, что его имя здесь напрямую не упоминается: «В древнем Китае понятие центра издревле соединялось с представлениями о верховной власти и особе правителя как сакрального двойника Небесного владыки... Центр неба и олицетворявшая его "звезда центра неба" считались местом обитания верховного божества. Отсюда, как полагали, начался космогонический процесс, приведший к появлению упорядоченной Вселенной. Подобно этому, правитель должен был занять положение в центре подвластного ему пространства, где помещали место посредничества между полюсами космоса, чтобы обрести возможности осуществлять свои магико-космологические функции устроителя» (цит. по: Кобзев А. Учение о символах и числах в китайской философии. М., 1994, с. 182).Но параллели между Хуаном-Ди и Артуром могут быть прослежены не только на астральном, но и  на хтоническом уровне: ведь, согласно основополагающему постулату эзотерической философии, «то, что внизу, подобно тому, что вверху»... Есть все основания думать, что Хуан-Ди олицетворялся первоначально не только в столь привычном для него образе дракона, но также и в образе медведя. Не станем здесь ссылаться на название соответствующе го созвездия, поскольку китайцами оно называлось не «Медведицей», а «Ковшом» или «Небесной колесницей» (очевидно, по аналогии с этим одним из имен, или прозвищ, Хуан-Ди было Сяньюань, т. е. «Ось колесницы»; это также название примыкающего к Большой Медведице созвездия, напоминающего своими очертаниями дракона), а укажем на более очевидные совпадения. В древних китайских хрониках Хуан-Ди назван принадлежащим к роду «владеющих медведем», а согласно известному даосскому трактату Ле-цзы, основу его воинства составляют «медведи бурые и медведи гималайские» (подробней о медведе как о вероятном тотемном первопредке  Хуана-Ди см.: Рифпгин Б. От мифа к роману, с. 96). В те времена, когда медведи считались земными воплощениями верховных богов, хозяев подземных недр и управителей человеческими судьбами, участники первобытных мистерий имели обыкновение обряжаться в медвежьи шкуры и маски, чтобы вступить со своими божественными покровителями в мистическую связь и заручиться их расположением. Маски же и послужили непосредственным поводом к возникновению легенд о «четырехглазых» магах (два собственных глаза плюс два «искусственных»). Общеизвестно, какую важную роль играли и продолжают поныне играть медведи и «медвежьи празднества» в шаманских культах и обрядовых церемониях сибирских народов; в китайском же варианте это выглядело примерно так: «Маги — четыре безумца — накидывают на себя медвежью шкуру, рисуют золотом четыре глаза и во время похорон идут впереди гроба; достигнув могилы, они входят в подземелье и разят копьями злых духов в четырех углах гробницы...» (Чжоу-и).Все эти свидетельства настолько очевидны и настолько хорошо согласуются между собой и с легендами «гиперборейского» круга, с их особой сакральной выделенностью драконов и медведей как покровителей жреческой и воинской каст, что все вышесказанное как-то само собой выстраивается в единый понятийный и символический ряд, в котором Хуану-Ди, совмещающему качества совершенного воина и государя с качествами совершенного мудреца, отводится роль как бы Артура и Мерлина в одном лице («драконо-медведь»). Связано это, несомненно, со значительно более древним происхождением легенд и мифов о «Желтом владыке», восходящих непосредственно к той эпохе, когда функции царя и жреца еще не были разъединены, и племенной вождь являлся одновременно и верховным шаманом. Правда, у китайцев не зафиксировано легенд, подобных тем, которые в средневековой Европе рассказывали о Граале и Круглом Столе; некоторую аналогию им может составить лишь легенда о чудесном котле Хуана-Ди (см. ниже) и легенда о таинственной черной жемчужине, утерянной Хуаном-Ди во время прогулки по его горной резиденции Куньлунь и потом им безуспешно разыскиваемой. Жемчуг считался в Китае «драконьим камнем», и в даосской книге Чжуан-Цзы есть притча о жемчужине, которую держит под языком черный дракон в Девятой пучине. Как считалось в позднейшей традиции, в обоих случаях жемчужина символизирует тайную эзотерическую «змеиную» мудрость, недоступную людям (ср. знаменитую гностическую притчу о жемчужине, охраняемой драконом, из «Деяний Иуды Фомы»).О дальнейших превращениях Хуана-ди можно судить преимущественно по источникам двоякого рода — фольклорным и даосским. Первые из них отражают в основном представления о нем как о всемогущем и благом владыке, при котором на земле установилось царство добра и справедливости и были наказаны агрессивные цари «четырех сторон света», а также как о предводителе целого воинства духов и демонов. Этот «низовой» слой легенды о Хуане-Ди, исчерпывающее представление о котором дано в популярной книге Юань Кэ «Мифы Древнего Китая», не представляет для нашей темы особого интереса. Гораздо более интересна и значительна собственно эзотерическая трактовка данного образа, которую можно найти в даосской литературе. Ведь даосская традиция не только признала «Желтого владыку» одним из самых почитаемых ею «святых-бессмертных», но и, в лице сторонников одного из влиятельных направлений в даосизме — Хуан-Лао  Дао, стала считать его, наряду с обожествленным Лао-цзы, первым учителем Дао. Обнаруженный не так давно даосский трактат Четыре книги Хуана-ди, датируемый последними веками до н. э. и содержащий изложение учения этой секты, доказывает, что она существовала еще на самых ранних этапах эволюции даосизма. Помимо него, Хуану-ди приписывался еще целый ряд даосских и околодаосских сочинений, таких как первое сохранившееся китайское медицинское пособие Книга Хуана-ди о внутреннем, натурфилософская Книга Хуана-ди о единении сокрытого и др.; в даосский канон попал также чрезвычайно популярный «житийный» текст — Описание первоначальных деяний Хуана-ди. Все это, правда, слишком разноплановые сочинения, чтобы можно было говорить о наличии какой-то общей тенденции, но из исторических хроник хорошо известно, что последователи Хуан-Лао Дао были, пожалуй, самыми политизированными из всех сторонников учения Дао и активно искали оккультные и магические способы воздействия на государственные дела. В этом их поддерживали старой, еще шаманской закалки маги фан ши, из числа которых вышли и представители известного рода Ли, в течение нескольких столетий пытавшиеся реализовать в различных регионах Китая даосские утопические идеи. Их сторонники провозгласили скорое наступление мессианской «эры Желтого Неба» под верховным управлением самого «Желтого владыки», отождествляемого, под именем Хуан-Лао цзюня («Владыка Хуан-Лао)» с Лао-цзы. Это отождествление основывалось, помимо прочего, и на упоминав-шемся в соответствующей статье архаическом мифе, согласно которому основоположник даосизма, появившийся на свет еще до разделения Неба и Земли, считался прямым потомком Хуана-Ди, сыном его внука Чжуань-сюя. Поэтому едва ли будет преувеличением сказать, что оба этих персонажа священного предания рассматривались даосскими радикалами не столько как две самостоятельные фигуры, сколько как две взаимодополняющие функции, «мирская» (великий император) и «сакральная» (совершенный мудрец), одного и того же идеального небесного прообраза-архетипа. Вероятно, Хуан-Ди мыслился как воплощение идеального Дэ монарха, подобно тому, как Лао-цзы считался совершенным воплощением самого Дао.Представители более ортодоксальных течений в даосизме также не раз обращались к персоне Хуана-ди - достаточно вспомнить хотя бы посвященные ему прекрасные притчи в Чжуан-цзы и Ле-цзы. Считалось, что помощники Хуана-Ди ведают, с его санкции, такими «священными» науками и искусствами, как иероглифическая письменность (четырехглазый Цза-цзэ), искусство счета и календарь (Жун Чэн), музыка (Линлунь), медицина (Лэй-гун и Ци-бо) и архитектура. Очевидно, некогда все эти достижения приписывались персонально «Желтому владыке». Особенно почитали его даосы, занимавшиеся поисками всевозможных рецептов бессмертия, и не удивительно: ведь именно звезды Большой Медведицы и в особенности Полярная звезда («ось Дао»), никогда не заходящие за горизонт, считались по этой причине «бессмертными» и покровительствующими этим поискам, вместе, разумеется, с самим владыкой этой части небесной сферы. Перед тем, как приступить к своим алхимическим тайнодействиям, даосские оккультисты усиленно медитировали на Полярную звезду. Особой популярностью в этих кругах пользовалась легенда о том, как Хуан-Ди, первым среди живущих приготовив эликсир бессмертия в чудесном самодвижущемся котле-треножнике, был вознесен драконом живым обратно на созвездие Сяньюань, «Ось колесницы», воплощением духа которого он считался, откуда с тех пор и продолжает направлять ход земных событий в благоприятном для истинных адептов Дао направлении.Легенда эта, наряду с некоторыми другими присущими Хуану-Ди особенностями, породила не так давно любопытную гипотезу: будто он и его многочисленная и разношерстная свита из людей и духов могли быть на самом деле командой инопланетного звездолета, прибывшей насаждать на дикую Землю основы культуры и цивилизации. Так, известный китаист И.С. Лисевич, проанализировав под этим углом зрения сведения о появлении и «вознесении» Хуана-Ди, его внешнем облике (четырехглазость, например, интерпретировалась как мифическое переосмысление шлема с четырьмя иллюминаторами) и т. п., пришел к выводу, что «Хуан-ди и его помощники — это группа со строгим разделением обязанностей и общим подчинением одному лицу, которая по-деловому, не теряя времени зря, исследует и осваивает новую для нее среду обитания». Тут как раз самое время вспомнить, что научную фантастику, по ведомству которой, несомненно, проходит данная гипотеза, нередко называют «мифологией космической эры»... Эта странная история с котлом и таинственными спутниками Хуана-Ди заслуживает того, чтобы остановиться на ней несколько более подробно, поскольку в ней можно усмотреть проявление все тех же характерных для эзотерического мифотворчества универсалий, которые широко представлены и в западной традиции. Котел, как считалось, был изготовлен самим Желтым владыкой из особого медного сплава на вершине священной горы Шоушэнь, имел в высоту приблизительно 3—4 метра и постоянно издавал непонятное «бульканье и клокотанье», происхождение которых объяснялось тем, что «сотни духов, чудовищ и животных наполняли его изнутри». Все алхимические манипуляции с приготовлением эликсира можно было производить лишь в том случае, если котел был строго ориентирован на созвездие Сяньюань и его самую яркую звезду — Регул, иначе получаемый продукт лишался своей живительной силы. Доступ к волшебному сосуду, помимо самого Хуана-Ди, имели лишь члены его «команды», называемые «восьмьюдесятью братьями», старшим и самым ответственным среди которых считался Чи-Ю, исполнявший функции посредника между Хуаном-Ди и его подчиненными.Надо сказать, что в позднейших мифах Чи-Ю обычно изображали в виде отчаянного и дерзкого бунтовщика, восставшего против власти неба и самого Желтого владыки, — своего рода китайского Люцифера, действия которого настолько озлобили богов, что те порешили навсегда лишить людей права непосредственно общаться с небожителями. Однако в других источниках, более близких к первоначальной версии мифа, Хуан-Ди и Чи-Ю, также, подобно своему шефу, называемый «древним Сыном Неба», трудятся на благо человечества, что называется, рука об руку, безо всяких намеков на какой-либо антагонизм. Согласно этим источникам, Чи-Ю — четырехглазое шестирукое медное роботоподобное существо, питающееся исключительно камнями, песком и металлом и способное без видимых усилий и внешних приспособлений перемещаться по воздуху. Особое внимание привлекала к себе его голова; даже будучи по смерти ее хозяина отделена от туловища и закопана глубоко в землю, она продолжала длительное время излучать тепло и извергать облака красноватого пара. Как гласит легенда, череп Чи-Ю, «изготовленный словно бы из меди и железа», был обнаружен в VI в. п. э. в одной северной провинции неподалеку от границы с Монголией, но позднее вновь исчез. Возможно, что Чи-Ю, подобно Лао-цзы, — это еще одна ипостась Желтого владыки, отделившаяся от него и начавшая жить самостоятельной жизнью; слово «Чи», кстати, пишется по-китайски иероглифом со значением «змея», что опять же наводит на мысли о драконьем облике Хуана-Ди. Если это предположение правильно, то в таком случае комплекс «череп — чаша (котел) — волшебный напиток», подробно рассмотренный в статье об Артуре, оказывается налицо и в древнекитайской инициатической традиции и мифологии; только рассматривать его надо не «глазами человека космической эры», а в общем контексте универсального эзотерического символизма, в полной мере дающего возможность восстановить все глубинные смысловые взаимосвязи между отдельными элементами предания. 
Литература:ЛИСЕВИЧ И. Древние мифы глазами человека космической эры // Сов. этнография, 1976, № 2; его же. Пространственно-временная организация древнекитайских мифов о культурных героях//Фольклор и мифология Востока. М., 1999; РИФТИН Б. От мифа к роману. М., 1979, с. 89-100; ЮАНЬ КЭ. Мифы Древнего Китая. М., 1987 (изд. 2-е), с. 81-116.